Автор повести -- сын Иулиании Осорьиной
Дружина (Калистрат) Осорьин, губной староста
г. Мурома в 1610-1640 гг. Его имя читается
в заглавии пространной редакции памятника.
-------------------------------------------------


МЕСЯЦА ГЕНВАРЯ ВЪ 2 ДЕНЬ УСПЕНИЕ СВЯТЫЯ 
ПРАВЕДНЫЯ УЛИЯНЕИ, МУРОМСКИА ЧЮДОТВОРИЦЫ

Во дни благовернаго царя и великого князя Ивана Васильевича 
всеа Русии от его царскаго двора бе мужъ благоверен и нищелюбивъ, 
имянем Иустинъ, пореклому Недюревъ, саном ключник, 
имея жену такову же боголюбиву и нищелюбиву, именем 
Стефаниду, Григорьеву дщерь Лукина, от града Мурома. 
И живяста во всем благоверии и чистоте, имяста сыны и дщери 
и много богатьства, и рабъ множество. От нею же родися 
блаженная Ульяния.

Бывши же ей шести летъ, и умре мати ея, и поятъ ю к себе
в пределы Муромския бабка, матери ея мати, вдова Настасия, 
Никифорова дочь Дубенскаго, и воспитающе во всякомъ 
благоверии и чистоте 6 же летъ. И умре баба ея, и по заповеди ея 
поят ю к себе тетка ея Наталия, Путилова жена Арапова. Сия 
блаженная Ульяния, от младыхъ ногтей бога возлюбив и пречистую 
его матерь, помногу чтяше тетку свою и дщери ея, и имея 
во всем послушание и смирение, и молитве и посту прилежаше. 
И того ради от тетки много сварима бе, и от дщерей ея 
посмехаема. И глаголаху ей: "О, безумная! что в толицей младости 
плоть свою изнуряеши, и красоту девьственую погубишъ". 
И нуждаху ю рано ясти и пити; она же не вдаяшеся воли ихъ, 
но все со благодарением приимаше и с молчаниемъ отхождаше: 
послушание имея ко всякому человеку. Бе бо измлада 
кротка и молчалива, небуява и невеличава, от смеха и всякия 
игры отгребашеся. Аще и многажды на игры и на песни пустошныя 
от сверстницъ нудима бе, она же не приставаше 
к совету их и недоумение на ся возлагая, и тем потаити хотя 
своя добродетели к богу. Точию в предивеномъ и пяличном 
деле прилежание велие имяше, и не угасаше свеща ея вся
нощи. А иже сироты и вдовы немощныя в веси той бяху, 
и всех обшиваше и всехъ нужных и болных всяцем добром 
назираше, яко всем дивитися разуму ея и благоверию; и вселися 
в ню страхъ божий. Не бе бо в той веси церкви близ, но 
яко два поприща; и не лучися ей въ девичестем возрасте в 
церковь приходити, ни слышати словесъ божиих почитаемых, ни 
учителя учаща на спасение николи же; но смысломъ благимъ 
наставляема нраву добродетельному.

Егда же достиже 16 летъ, вдана бысть мужу добродетелну и 
богату, именем Георгию, порекломъ Осорьинъ, и веньчани быша 
от сущаго ту попа, именем Потапия, в церкви праведнаго 
Лазаря, в селе мужа ея. Сей поучи ихъ по правиломъ святымъ 
закону божию; она же послуша учения и наказания внятно 
и деломъ исполняше. Еще бо свекру и свекрови ея в животе
сущимъ; иже видевъше ю возрастомъ и всею добротою исполнену 
и разумну, и повелеста ей все домовное строение правити. 
Она же со смирениемъ послушание имяше к нимъ, ни в чем 
не ослушася, ни вопреки глагола, но почиташе я и вся 
повеленная ими непреткновенно соверьшааше, яко всемъ дивитися 
о ней. И многимъ искушающимъ ю в речах и во ответехъ, 
она же ко всякому вопросу благочиненъ и смисленъ ответъ 
даяше; и вси дивляхуся разуму ея и славяху бога. По вся же 
вечеры довольно богу моляшеся и коленопреклонения по 
100 и множае, и, воставая рано, по вся утра такоже творяше 
и с мужем своим.

Егда же мужу ея на царьскихъ служьбахъ бывающу лето или 
два, иногда же и по 3 лета в Астарахани, она же в та времена 
по вся нощи без сна пребываше, в молбах и в рукоделии, 
и в прядиве, и в пяличном деле. И то продавъ, нищимъ цену 
даяше и на церковное строение; многу же милостыню отаи 
творяше в нощи, в день же домовное строение правяще. Вдовами 
и сиротами, аки истовая мати, печашеся, своима рукама 
омываше, и кормяше, и напаяя. И рабы же и рабыня удовляше
пищею и одеждею, и дело по силе налагаше, и никого же 
простымъ именем не зваше, и не требоваше воды ей на 
омовение рукъ подающаго, ни сапог разрешающа, но все 
сама собою творяше. А неразумныя рабы и рабыня смирением 
и кротостию наказуя, и исправляше, и на ся вину возлагаше;
и никого же оклеветаше, но всю надежу на бога и на пречистую 
возлагаше и великого чюдотворца Николу на помощь 
призываше, от него же помощь приимаше.

Во едину же нощь воставъ на молитву по обычаю, без мужа. Беси 
же страхъ и ужасъ напущаху ей великъ. Она же, млада еще
и неискусна, тому убояся и ляже спати на постели и усну 
крепко. И виде многи беси, пришедше же на ню со оружиемъ, 
хотяще ю убити, рекуще: "Аще не престанешь от таковаго 
начинания, абие погубимъ тя!" Она же помолися богу, и 
пречистой богородицы, и святому Николе чюдотворцу. И явися ей 
святый Никола, держа книгу велику, и разгна бесы, яко дым бо 
исчезоша. И воздвигъ десницу свою, и благослови ю: "Дщи 
моя, мужайся и крепися, и не бойся бесовскаго прещения:
Христос бо мне повеле тя соблюдати от бесовъ и злых человекъ!"
Она же, абие от сна возбнувъ, и виде мужа свята 
яве, из храмины дверми изшедша скоро, аки молнию. И востав 
скоро, иде во след его, и абие невидим бысть: но и притворъ
храмины тоя крепко запертъ бяше. Она же оттоле, извещение 
приимъши, возрадовася, славя бога, и паче перваго добрыхъ 
делъ прилежа.

Помале же божию гневу Рускую землю постигшу за грехи наша;
гладу велику зело бывшу, и мнози от глада того помираху. Она 
же многу милостыню отаи творяше, взимаше пищу у свекрови 
на утренее и на полуденное ядение, и то все нищимъ гладнымъ 
даяше. Свекры же глаголаше к ней: "Какъ ты свой нравъ 
премени! Егда бе хлебу изообилие, тогда не могох тя к раннему 
и полуденному ядению принудити; и ныне, егда оскудение 
пищи, и ты раннее и полуденное ядение вземлешъ". Она же 
хоте утаитися, отвещах: "Егда не родихъ детей, не хотяше ми 
ясти, а егда начахъ дети родити, обиссилехъ, и не могу наястися.
Не точию в день, но и в нощь множицею хощет ми ся ясти, 
но срамляюся тебе просити". Свекровь же, се слышавъ, рада 
бысть, и посылаше ей пищу доволно не точию в день, но 
и в нощь; бе бо у нихъ в дому всего обилно, хлеба и всехъ 
потреб. Она же, от свекрови пищу приимая сама, а не ядяше, 
гладным все раздаяше. И егда кто умираше, она же наимаше 
омывати, и погребальныя даяше, и на погребение даяше сребреники; 
а егда в селехъ погребаху мертвыя кого ни будетъ, 
о всякомъ моляся о отпущении грехов.

Помале же моръ бысть на люди силенъ, и мнози умираху пострелом,
и оттого мнози в домехъ запирахуся и уязвенныхъ женъ 
постреломъ в домы не пущаху, и ризамъ не прикасахуся. Она 
же отаи свекра и свекрови, язвеныхъ многихъ своима рукама 
в бане омывая, целяше и о исцелении бога моляще. И аще кто 
умираше, она же многи сироты своима рукама омываше и 
погребалная возлагаше, и погребати наймая, и сорокоустъ даяше.

Свекру же и свекрови ея во глубоцей старости во иноцехъ умершимъ, 
она же погребе ихъ честно: многу милостыню и сорокоусты 
по нихъ разда и повеле служити литоргия, и в дому своем
покой мнихом и нищим поставляше во всю 40-десятницу по вся 
дни, и в темницу милостыню посылаше. Мужу бо ея в то время 
на службе в Астарахани 3 лета и боле бывшу, она же по нихъ 
много имения в милостыню отдаша, не точию в тыя дни, но и по 
вся лета творя память умершимъ.

И тако поживъ с мужемъ лета довольна во мнозе добродетели 
и чистоте по закону божию, и роди сыны и дщери. Ненавидяй 
же врагъ добра тщашеся спону ей сотворити; часты брани 
воздвизаше въ детехъ и рабехъ. Она же вся, смысленно и 
разумно разсуждая, смиряше. Врагъ же наусти раба ихъ: и уби 
сына их старейшаго. Потом и другаго сына уби на службе. 
Въмале аще и оскорбися, но о душахъ ихъ, а не о смерти: но 
почти ихъ пениемъ, и молитвою, и милостынею.

Потомъ моли мужа, да отпустить ю в монастырь. Он же не отпусти, 
но совещастася вкупе жити, а плотнаго совокупления не 
имети. И устрой ему обычную постелю, сама же с вечера по 
мнозе молитве возлегаше на печи бес постели, точию дрова 
острыми странами к телу подстилаше, и ключи железны под 
ребра своя подлагаше, и на техъ мало сна приимаше, дондеже 
рабы ея усыпаху, и потомъ вставаше на молитву во всю 
нощь и до света. И потомъ в церковъ хожаше к заутрени и к 
литоргии, и потомъ к ручному делу прилогашеся, и домъ свой 
благоугодно строяше, рабы своя доволно пищею и одежею 
удовляше, и дело комуждо по силе даваше, вдовами и сиротами 
печаловашеся, и беднымъ всемъ помогаше.

И поживъ с мужемъ 10 лът по розлучении плотнемъ, и мужу ея 
преставльшуся, она же погребе и честно и почти пениемъ 
и молитвами, и сорокоусты и милостынею. И паче мирская 
отверже, печашеся о души, како угодити богу, и постяся, и 
милостыню безмерну творя, яко многажды не остати у нея ни 
единой сребреницы, и займая даяше милостыню, и в церковь по 
вся дни хождаше к пению. Егда же прихождаше зима, взимаше 
у детей своихъ сребреники, чимъ устроити теплую одежду, и то 
раздая нищимъ, сама же бес теплые одежди в зиме хождаше, 
в сапоги же босыма ногама обувашеся, точию под нозе свои 
ореховы скорлупы и чрепы острые вместо стелекъ подкладаше, 
и тело томяше.

Во едино же время зима бе студена зело, яко земли разседатися 
от мраза; она же неколико время к церкви не хождаше, но въ 
дому моляшеся богу. Во едино же время зело рано попу церкви 
тоя пришедшу единому в церковъ, и бысть ему глас от иконы 
богородицыны: "Шед, рцы милостивой Ульянеи, что в церковъ 
не ходит на молитву? И домовная ея молитва богоприятна, но 
не яко церковная; вы же почитайте ю, уже бо она не меньши
60 лет, и духъ святый на ней почивает". Попъ же в велицей 
ужасти бывъ, абие прииде к ней, пад при ногу ея, прося прощения, 
и сказа ей видение. Она же тяжко вся то внятъ, еже онъ 
поведа пред многими, и рече: "Соблазнилъся еси, еда о себе
глаголеши; кто есмь азъ грешница, да буду достойна сего 
нарицания". И заклят его не поведати никому. Сама же иде 
в церковъ, с теплыми слезами молебная совершивъ, целова 
икону пречистыя богородицы. И оттоле боле подвизався к богу, 
ходя к церкви.

И по вся вечеры моляшеся богу во отходней храмине; бе же ту 
икона суть богородицы и святаго Николы. Во единъ же вечеръ 
вниде в ню по обычаю на молитву, и абие храмина бысть полна 
бесовъ со всякимъ оружием, хотяху убити ю. Она же помолися 
богу со слезами, и явися ей святый Николае, имея палицу, 
и прогна их от нея, яко дымъ исчезоша. Единаго беса поймавъ, 
мучаше. Святую же благословив крестом, и абие невидимъ 
бысть. Бесъ же плача вопияше: "Аз ти многу спону творяхъ по 
вся дни: воздвизахъ брань в детех и в рабех, к самой же не 
смеях приближитися ради милостыня, и смирения, и молитвы". 
Она бо безпрестани, в рукахъ имея четки, глаголя молитву 
Иисусову. Аще ядяше и пияше, или что делая, непрестанно 
молитву глаголаше. Егда бо и почиваше, уста ея движастася, 
утроба ея подвизастася на словословие божие: многажды 
видехом ю спящу, а рука ея отдвигаше четки. Бесъ же бежа 
от нея, вопияше: "Многу беду ныне приях тебе ради, но сотворю 
ти спону на старость: начнеши гладомъ измирати, неже 
чюжихъ кормити". Она же знаменася крестомъ, и исчезе бесъ 
от нея. Она же к нам прииде ужасна велми и лицемъ переменися. 
Мы же, видехомъ ю смущену, вопрошахомъ, - и не поведа 
ничто же. И непомнозе же сказа намъ тайно, и заповеда 
не рещи никому же.

И поживъ во вдовъстве 9 летъ, многу добродетель показа ко 
всемъ и много имения в милостыню разда, точию нужныя 
потребы домовныя оставляше, и пищу точию год до году расчиташе, 
а избытокъ весь требующим растокаше. И продолжися 
животъ ея до царя Бориса. В то же время бысть глад крепокъ 
во всей Русстей земли, яко многимъ от нужда скверныхъ мясъ 
и человеческихъ плотей вкушати, и множество человекъ неисчетно 
гладомъ изомроша. В дому же ея велика скудость 
пищи бысть и всех потребныхъ, яко отнюдь не прорасте из 
земля всеяное жита ея. Коня же и скоты изомроша. Она же 
моляше дети и рабы своя, еже отнюдь ничему чужу и татьбе 
не коснутися, но елика оставляшася скоты, и ризы, и сосуды
вся распрода на жито и от того челять кормяше, и милостыню 
доволно дояше, и в нищите обычныя милостыня не остася, 
и ни единаго от просящих не отпусти тщима рукама. Дойде 
же в последнюю нищету, яко ни единому зерну остатися в дому 
ея; и о томъ не смятеся, но все упование на бога возложи. 
В то бо лето преселися во ино село в пределы Нижеградския, и не 
бе ту церкви, но яко два поприща. Она же, старостию и нищетою 
одержима, и не хождаше к церкви, но в дому моляшеся;
и о томъ немалу печаль имяше, но поминая святаго Корнилия, 
яко не вреди его и домовъная молитва, и иныхъ святых велицех. 
Скудости же умножишася в дому ея. Она же распусти 
рабы на волю, да не изнурятся гладомъ. От них же доброразсуднии 
обещахуся с нею терпети, а инии отоидоша; она же со 
благословениемъ и молитвою отпусти я: не держа гнева нимало. 
И повеле оставшим рабомъ собирати лебяду и кору древяную, 
и в том хлебъ сотворити, и от того сама з детьми и с рабы 
питашеся, и молитвою ея бысть хлебъ сладокъ. О того же 
нищимъ даяше, и никого тща не отпусти; в то бо время бес 
числа нищихъ бе. Соседи же ея глаголаху нищим: "Что ради 
в Ульянин дом ходите? Она бо и сама гладомъ измираетъ!" Они 
же поведаша имъ: "Многи села обходимъ и чистъ хлебъ вземлем, 
а тако в сладость не ядохомъ, яко сладокъ хлебъ вдовы 
сея". Мнози бо имени ея не ведаху. Соседи же, изообилни 
хлебомъ, посылаху в домъ ея просити хлеба, искушающе ю, 
яко велми хлеб ея сладокъ. И дивяся, глаголаху к себе: 
"Горазди рабы ея печь хлебовъ!" А не разумеюще, яко молитвою 
ея сладокъ хлебъ. Потерпе же в той нищете два лета, не опечалим, 
ничему тому не поропта, и не согреши ни во устнахъ 
своихъ и не дастъ безумия богу; и не изнеможе нищетою, но 
паче первых летъ весела бе.

Егда же приближися честное ея преставление, и разболеся декабря 
въ 26 день, и лежа 6 дней. В день же лежа моляшеся, 
а в нощи, вставая, моляшеся богу, особь стояше, никим поддержима, 
глаголаше бо: "И от болнаго богь истязаетъ молитвы духовныя".

Генваря въ 2 день, свитающу дню, призва отца духовнаго 
и причастися святыхъ таинъ. И седе, призва дети и рабы своя 
и поучивъ ихъ о любви, и о молитве, и о милостыни, и о прочих 
добродетелехъ. Прирече же и се: "Желание возжелахъ аггельскаго 
образа иноческаго, не сподобихся грехъ моихъ ради 
и нищеты, понеже недостойна быхъ - грешница сый и убогоя, 
богу тако извольшу, слава праведному суду твоему". И повеле 
уготовити кадило и фимиян вложити, и целова вся сущая ту, 
и всемъ миръ и прощение дастъ, возлеже, и прекрестися трижды, 
обьвивъ четки около руки своея, последнее слово рече:
"Слава богу всех ради, в руце твои, господи, предаю духъ мой, 
аминь". И предастъ душу свою в руце божии, его же возлюби. 
И вси видеша около главы ея круг златъ, яко же и на иконехъ 
околъ главъ святыхъ пишется. И омывше, положиша 
ю в клети, и в ту нощь видеша светъ и свеща горяща, и благоухание 
велие повеваше ис клети тоя. И вложьше ю во гроб дубовъ, 
везоша в пределы Муромския, и погребоша у церкви 
праведнаго Лазаря подле мужа ея, а до церкви Лазореве 
4 версты от града, в лъто 7112 генваря въ 10 день. 
Потом поставиша над нею церковь теплую во имя архистратига 
Михаила. Над гробомъ ея лучися пещи быти. Земля же 
возрасташе над нею по вся лета. И бысть в лето 7123 
августа въ 8-й день преставися сынъ ея Георгий. И начаша 
в церкви копати ему могилу в притворе межъ церковию и печию,- 
бе бо притвор той без моста,- и обретше гроб ея на 
верху земли цел, невридимъ ничим. И недоумевахуся, чий есть, 
яко от многих летъ не бе ту погребаемаго. Того же месяца въ 
10 день погребоша сына ея Георгия подле гроба ея и пойдоша 
в домъ, еже учредити погребателная. Жены же, бывшая на 
погребении, открыша гроб и видеша полнъ мира благовонна, 
и в той час от ужасти не поведа ничто же; по отшествии же 
гостей сказаша бывшая. Мы же, слышахомъ, удивихомся, и 
открывше гробъ, видехом, яко же и жены реша от ужасти, 
начерпахомъ мал сосудецъ мира того и отвезохомъ во град 
Муромъ в соборную церковъ. И бе в день видети миро, аки 
квасъ свеколной, в нощи же згустевашеся, аки масло багряновидно. 
Телеси же ея до конца от ужасти не смеяхомъ осмотрити, 
точию видехомъ нозе ея и бедры целы суща, главу же ея не 
видехомъ, того деля, понеже на концы гроба бревно печное 
лежаше. От гроба же пот печь бяше скважня, ею же гроб той 
ис пот пещья идяше на восток с сажень, дондеже пришед ста 
у стены церковныя. В ту же нощь мнози слышаху церкви тоя 
звон; и мнеша пожар, и прибегше, не видеша ничто же, точию 
благоухание исхождаше. И мнози слышаху, прихождаху, и 
мазахуся миромъ темъ, и облехчение от различныхъ недуг приимаху. 
Егда же миро то раздано бысть, нача подле гроба исходити 
перьсть, аки песокъ. И приходятъ болящии различними 
недуги, и обтираются пескомъ темъ, и облехчение приемлютъ 
и до сего дни. Мы же сего не смеяхомъ писати, яко же не бе
свидетельства.
Сайт создан в системе uCoz